Участник беседы: В одной из ваших книг вы говорите, что делать чудеса — это самое лёгкое. Объясните, пожалуйста, эти слова о чудесах.

Кришнамурти: Не хотелось бы мне, чтобы вы цитировали книги — включая также и книги ведущего беседу. [Смех.] Я говорю это вполне серьёзно. Никого не цитируйте. Одна из самых ужасных вещей — жить согласно идеям других людей. Идеи не являются истиной. «В одной из книг вы говорите, что чудеса — это самое лёгкое на земле», — а разве нет? Разве это не чудо, что вы сидите там, а я — здесь, и мы разговариваем друг с другом? Ведь если вы слушаете без усилия, то вы узнаёте, что значит жить полно, жить целостно; и если вы будете жить таким образом, так это и будет чудо, самое великое из всех.

Участник беседы: Двадцать семь лет я не был в этой стране, и вернулся я около трёх месяцев назад. Я вижу сильнейший страх, который здесь распространяется. На основании своих собственных наблюдений и наблюдений моих друзей я убеждаюсь, что налицо тотальное проникновение мафии и развитие полностью полицейского государства. Можете ли вы помочь нам как индивидам, дать нам ключ для борьбы с этими условиями? Я понимаю, что борьба будет трудной, и я также осознаю, что сопротивляясь, мы можем оказаться в тюрьме. Что может сделать каждый человек в отдельности для того, чтобы дать отпор этим ужасным силам?

Кришнамурти: Сэр, это не попытка уйти от вопроса, но всё же: можете ли вы как индивид оставаться мирным? Индивид ли вы вообще? У вас может быть банковский счёт, свой собственный дом, семья и тому подобное — но индивид ли вы? Индивид означает неделимость внутри себя, отсутствие фрагментарности. Но мы разделены, разбиты на части — и потому мы не индивиды. Мы такие же, как и общество. Мы создали это общество. Что остаётся человеку, разделённому изнутри, кроме как идти к тому состоянию, в котором он будет представлять собой единое целое? И тогда появится совершенно новый тип действия. Но пока мы действуем, будучи разбиты на части, будучи раздроблены, мы неизбежно создаём в мире ещё больший хаос. Я уверен, этот ответ никого не удовлетворит; вы просите ключ, однако ключ находится в вас самих. Вы должны выковать этот ключ.

Участник беседы: Но время не терпит, и мне кажется, я так и не смогу до конца понять, как мне быть с этим.

Кришнамурти: «Время не терпит» — можете ли вы измениться немедленно? Измениться не постепенно или завтра? Можете ли воспринять «целостную» жизнь, в которой есть любовь — всё, о чём мы говорили этим утром, — немедленно? Ведущий беседу говорит, что единственное, что нужно делать, это измениться полностью, фундаментально, немедленно. Для этого вы должны наблюдать всем своим сердцем и умом; не спасаясь бегством во что-нибудь, в национализм или в свои верования; одним движением отодвиньте всё это в сторону, и полностью осознавайте всё. Тогда имеет место радикальная перемена, немедленно, и из такой немедленной трансформации вы начнёте действовать совсем по-другому.

Участник беседы: Имеет ли любовь объект? Можно ли любить в своей жизни только одного?

Кришнамурти: Слышен ли был вопрос? Можно ли любить одного человека, и в то же время многих других? Странный это вопрос. Если вы любите — вы любите и одного и всех. Но мы не любим. Сэр, множество ли людей вдыхают аромат цветка или лишь один человек — цветку всё равно, он просто есть. В этом — красота любви: любовь может одаривать и одного и многих. Это возможно, только когда есть сострадание, когда нет ревности, амбиций и стремления к успеху; это является отказом от всего того, что человек создал и в себе, и вокруг себя. Через отрицание рождается положительное.

Санта-Моника, Калифорния, 7 марта 1970

РЕЛИГИЯ

Мы уже говорили, что сегодняшним вечером мы будем беседовать о религии и о медитации. Они представляют собой на самом деле весьма сложную проблему, требующую немалого терпения, сомнений и внимательного исследования, при котором мы не должны ничего предполагать, допускать или принимать на веру. Человек всегда стремился к чему-то большему, чем повседневное существование, с его болью, удовольствием и скорбью; он всегда хотел найти нечто более постоянное. И в своих поисках этого безымянного он построил храмы, церкви и мечети. Во имя религии люди творили удивительные вещи. Случалось, что из-за религий начинались войны; людей пытали, сжигали, уничтожали; потому что вера была важнее истины, а догма — живее непосредственного восприятия. Когда вера становится самым главным в жизни, у вас появляется желание пожертвовать всем ради веры; и до тех пор, пока эта вера даёт утешение, безопасность, чувство прочности и постоянства, не имеет значения, истинна она или не имеет под собой никакого основания.

Если вы ищете что-то, это очень легко найти; но это означает, что перед тем как начать поиск, нужно иметь основу, какое-либо представление о том, что вы собираетесь искать. В сам поиск вовлечено несколько процессов; есть не только желание и надежда, что найденное вами окажется истиной, но за поиском стоит также какой-то мотив. Если мотивом является стремление убежать от страха, найти утешение и безопасность, то вы неизбежно найдёте что-нибудь, что удовлетворит вас; это может быть самое абсурдное верование, но пока оно вас удовлетворяет и полностью успокаивает, вы цепляетесь за него, как бы смехотворна ни была иллюзия. В этом большая опасность для тех, кто пытается найти.

Если существует страх любого вида, скрытый или явный, поиск становится уклонением, бегством от реальности. И если во время поиска вы что-либо обнаруживаете, открытие это основано на узнавании — вы должны опознать найденное, иначе оно не будет иметь никакой ценности. Но узнавание, если к нему присмотреться, относится к памяти о прошлом, о чём-то, что вы уже знали, иначе процесс узнавания невозможен. Всё это является частью вечного поиска человеком чего-то такого, что он считает истиной; но что вне пределов ума, не основано на узнавании.

Религия, в общепринятом смысле этого слова, стала сейчас делом пропаганды корыстного интереса, с огромной собственностью и с мощной иерархической, бюрократической системой «духовности». Религия стала предметом догмы верования и ритуала — чем-то полностью оторванным от повседневной жизни. Вы можете или верить или не верить в Бога, но эта вера очень мало значит в реальной жизни — в которой вы обманываете, разрушаете, идёте на поводу своих амбиций, жадности, ревности, насилия. Вы верите в Бога, или в спасителя, или в какого-то гуру, но веру свою вы держите на расстоянии — так, что она фактически не затрагивает вашу повседневную жизнь.

Религия — в нынешнем её состоянии — стала удивительным явлением, не имеющим под собой абсолютно никаких оснований. Христианин за последние две тысячи лет был приучен веровать. Пожалуйста, понаблюдайте за этим в себе, не критикуя, не осуждая, просто понаблюдайте. Может быть, вам это не понравится, но нужно принять тот факт, что человек, если он христианин, обусловлен не меньше, чем коммунист или атеист. И верующий и неверующий — оба обусловлены культурой своего времени, обществом, чрезвычайным процессом пропаганды. То же самое уже тысячи лет продолжается и в Азии.

Любая материальная структура, психологические суждения, устойчивые верования, ради которых человек готов уничтожать или подвергаться уничтожению, основаны на диалектическом, самоуверенно-навязчивом мнении о путях открытия истины; однако «истинное мнение», каким бы умным и аргументированным оно ни было, никоим образом не включает в себя реальность — оно остаётся всего лишь мнением. Сегодня все религии мира абсолютно бессмысленны. Желая духовного развлечения, мы идём в церковь или в храм или в мечеть, и всё это не имеет никакого отношения к нашему ежедневному страданию, смятению и ненависти. Действительно серьёзный человек, тот, кто на самом деле хочет выяснить, существует ли что-то большее, чем эта ужасная вещь, называемая существованием, несомненно должен быть полностью свободным от догмы, от веры и от пропаганды, должен быть свободным от структуры, в которой его воспитали для того, чтобы он был «религиозным человеком».